Нет ничего лучше, чем просто быть в нужном месте и в нужное время. Ты чувствуешь свою необходимость у кого-то, ты каждое утро просыпаешься, зная, что старого, чудовищно тяжелого, неподъемного груза за спиной больше нет, спустя столько лет, много проклятых лет, которые мне так хотелось от него избавиться.
Груз был действительно угнетающим, и с каждым днем тяжелел лишь больше.
А раньше? Что же раньше? Раньше его не было. Раньше этот груз был благословением, крыльями.
Мой народ — он рождается крылатым, с гордостью носит приятный и ощутимый вес двух крыл, пернатых и белых. Ты идешь по улице и видишь - вот, шагает бедняк, и руки его промерзли от дырявых перчаток, и шинель его совсем не греет, да и сапоги, в общем-то, давно просят каши; но стоит взглянуть чуть дальше, за его спину, и ты увидишь два белоснежных крыла, и тогда ты понимаешь: "Да, этого человека где-то ждут. Да, этот человек кому-то взаимно нужен. Да, этот человек может чувствовать себя счастливым, несмотря на все горести, которые выпадают на его долю..."
Пройдешься дальше. Встречаешься взглядом с другим — одет опрятно, "с ниточки", шляпа у него дорогая, большая, говорит сама за себя - "мой владелец - интеллигент и обеспеченный человек". И ты бы и рад поверить, и улыбке учтивой и вежливой на тонких губах этого незнакомца тоже так хочется поверить, но крылья у него — словно грязные, слишком много в них черных перьев. Но белые просветы, совсем небольшие, тоже есть — значит, не потерян человек. Значит, всё зависит от него самого.
Людей с совсем черными крыльями мне не доводилось видеть. Наверное, совсем они ужасны. Наверное, именно они и сидят в мрачных камерах за решеткой, и лишь сменяющееся луной солнце отсчитывает их дни. И, наверное, они и заслужили это.
А есть мы. Мы не делаем ничего плохого. Мы живем, пытаемся жить так, как говорят нам наши незачерненные сердца. Пытаемся быть в мире со всеми. Откровенными, всегда готовыми помочь.
И наше оперение бы всегда оставалось белым, если бы не то, что мы получали в ответ на наши старания и попытки. В ответ на всё то, к чему мы прикладываем всю нашу душу, всё сердце, в с ё — поэтому мы так неразрывно соединены с этим.
И нас уничтожают. Фразами и словами, камнями фраз и слов, лезвиями, иглами, острием мечей и ржавостью копьев, прибивающими к земле сетями страха и боли.
...окропляется алым оперение. Тяжелеют, грубеют, багровеют перья. Совсем не такие легкие, как раньше.
И с каждым годом — тяжелее и больнее...
Однажды уже не хочется с гордостью носить тяжесть крыльев. Хочется, чтобы они исчезли, чтобы не было больно, чтобы исчезли вместе с ними и все прошлые упреки и удары словами.
Ох, как долго мне довелось лелеять надежду, что когда я навсегда то ужасное место, то выбелится обратно мое оперение. Что зарастут раны, покроются целебной коркой, исчезнут. Время же всё может?
Нет. Время может ничтожно мало. Время — самое ценное и самое ничтожное в мире явление. Его можно ценить и ненавидеть одновременно.
Мне удалось добиться того, что хотелось долгое время - чтобы, наконец, усталые и побитые крылья покинули меня раз и навсегда.
И время не лечит. Время рубцует свежие шрамы, оставляя их отвратительное видение для всех, кто хоть случайным взглядом коснется твоей спины. Рубцует, заставляет неприятно чесаться, раздражающе болеть все эти шрамы, ехидно оставляя их на твоем теле — свидетельство собственного торжества и твоей беспомощности.
Неловкое напоминание, случайное прикосновение, голос чуть громче, чем обычно — и все может раскрыться, растревожиться, закровоточить.
Как мне хотелось, чтобы с уходом из того места всё просто взяло и исцелилось! Так просто и легко! Какое разочарование меня постигло! Ничего не дается так легко. Слишком глубокие царапины оставляют вековечные полосы на, увы, слишком нежной коже.
И вот, я — человек. Самый простой, казалось бы, обыкновенный, и крыльев у меня, вроде бы, теперь и нет. Да только старых крыльев нет.
Смотрю на себя в зеркало и неуверенная, неверящая улыбка трогает мои губы.
Надежда может творить необыкновенные вещи.
Надежда необыкновенного человека может творить вещи куда более необыкновенные, чем обычно.
Смотрю в зеркало и вижу: там, от слегка виднеющихся лопаток растут новые, совершенно волшебные крылья. Куда более красивые, чем раньше, куда более хрупкие, чем раньше. Там нет перьев - тонкая радужная материя, покрытая мерцающей пыльцой. Словно большая и странная в своем мышлении бабочка вдруг решила отдохнуть у меня на спине.
Я понимаю - нужно быть куда осторожнее и внимательнее, чем раньше. Тогда, быть может, волшебная пыльца и залечит отметины.
Тогда, быть может, всё станет как раньше. Нет, лучше - я не собираюсь больше оглядываться назад, в ту ужасную темную бездну. Тогда, быть может, волшебная пыльца и залечит отметины.
И драгоценный, но пока так же неопытный страж моих крыльев будет помогать мне. И подталкивать меня вперед, подгоняя, закрывая глаза каждый раз, когда я попробую оглянуться.
Груз был действительно угнетающим, и с каждым днем тяжелел лишь больше.
А раньше? Что же раньше? Раньше его не было. Раньше этот груз был благословением, крыльями.
Мой народ — он рождается крылатым, с гордостью носит приятный и ощутимый вес двух крыл, пернатых и белых. Ты идешь по улице и видишь - вот, шагает бедняк, и руки его промерзли от дырявых перчаток, и шинель его совсем не греет, да и сапоги, в общем-то, давно просят каши; но стоит взглянуть чуть дальше, за его спину, и ты увидишь два белоснежных крыла, и тогда ты понимаешь: "Да, этого человека где-то ждут. Да, этот человек кому-то взаимно нужен. Да, этот человек может чувствовать себя счастливым, несмотря на все горести, которые выпадают на его долю..."
Пройдешься дальше. Встречаешься взглядом с другим — одет опрятно, "с ниточки", шляпа у него дорогая, большая, говорит сама за себя - "мой владелец - интеллигент и обеспеченный человек". И ты бы и рад поверить, и улыбке учтивой и вежливой на тонких губах этого незнакомца тоже так хочется поверить, но крылья у него — словно грязные, слишком много в них черных перьев. Но белые просветы, совсем небольшие, тоже есть — значит, не потерян человек. Значит, всё зависит от него самого.
Людей с совсем черными крыльями мне не доводилось видеть. Наверное, совсем они ужасны. Наверное, именно они и сидят в мрачных камерах за решеткой, и лишь сменяющееся луной солнце отсчитывает их дни. И, наверное, они и заслужили это.
А есть мы. Мы не делаем ничего плохого. Мы живем, пытаемся жить так, как говорят нам наши незачерненные сердца. Пытаемся быть в мире со всеми. Откровенными, всегда готовыми помочь.
И наше оперение бы всегда оставалось белым, если бы не то, что мы получали в ответ на наши старания и попытки. В ответ на всё то, к чему мы прикладываем всю нашу душу, всё сердце, в с ё — поэтому мы так неразрывно соединены с этим.
И нас уничтожают. Фразами и словами, камнями фраз и слов, лезвиями, иглами, острием мечей и ржавостью копьев, прибивающими к земле сетями страха и боли.
...окропляется алым оперение. Тяжелеют, грубеют, багровеют перья. Совсем не такие легкие, как раньше.
И с каждым годом — тяжелее и больнее...
Однажды уже не хочется с гордостью носить тяжесть крыльев. Хочется, чтобы они исчезли, чтобы не было больно, чтобы исчезли вместе с ними и все прошлые упреки и удары словами.
Ох, как долго мне довелось лелеять надежду, что когда я навсегда то ужасное место, то выбелится обратно мое оперение. Что зарастут раны, покроются целебной коркой, исчезнут. Время же всё может?
Нет. Время может ничтожно мало. Время — самое ценное и самое ничтожное в мире явление. Его можно ценить и ненавидеть одновременно.
Мне удалось добиться того, что хотелось долгое время - чтобы, наконец, усталые и побитые крылья покинули меня раз и навсегда.
И время не лечит. Время рубцует свежие шрамы, оставляя их отвратительное видение для всех, кто хоть случайным взглядом коснется твоей спины. Рубцует, заставляет неприятно чесаться, раздражающе болеть все эти шрамы, ехидно оставляя их на твоем теле — свидетельство собственного торжества и твоей беспомощности.
Неловкое напоминание, случайное прикосновение, голос чуть громче, чем обычно — и все может раскрыться, растревожиться, закровоточить.
Как мне хотелось, чтобы с уходом из того места всё просто взяло и исцелилось! Так просто и легко! Какое разочарование меня постигло! Ничего не дается так легко. Слишком глубокие царапины оставляют вековечные полосы на, увы, слишком нежной коже.
И вот, я — человек. Самый простой, казалось бы, обыкновенный, и крыльев у меня, вроде бы, теперь и нет. Да только старых крыльев нет.
Смотрю на себя в зеркало и неуверенная, неверящая улыбка трогает мои губы.
Надежда может творить необыкновенные вещи.
Надежда необыкновенного человека может творить вещи куда более необыкновенные, чем обычно.
Смотрю в зеркало и вижу: там, от слегка виднеющихся лопаток растут новые, совершенно волшебные крылья. Куда более красивые, чем раньше, куда более хрупкие, чем раньше. Там нет перьев - тонкая радужная материя, покрытая мерцающей пыльцой. Словно большая и странная в своем мышлении бабочка вдруг решила отдохнуть у меня на спине.
Я понимаю - нужно быть куда осторожнее и внимательнее, чем раньше. Тогда, быть может, волшебная пыльца и залечит отметины.
Тогда, быть может, всё станет как раньше. Нет, лучше - я не собираюсь больше оглядываться назад, в ту ужасную темную бездну. Тогда, быть может, волшебная пыльца и залечит отметины.
И драгоценный, но пока так же неопытный страж моих крыльев будет помогать мне. И подталкивать меня вперед, подгоняя, закрывая глаза каждый раз, когда я попробую оглянуться.