Слез с подоконника, подошел к вам: - Вот, прочти - и протянул вам мятый листочек. Вы выровняли его и начали читать.

Сегодня я уже начинаю забывать вечер нашего прощания. Помню, ты – счастливый и грустный — обещал тогда вернуться. День близился к концу, ты улетал, а я не отводил взгляда от неба пока совсем не стемнело, и небо не усыпали такие беспомощные звезды. Но я никогда не забуду утро, когда мы вновь встретились. То небывало солнечное утро, когда лучики света золотились в каждой капельке росы, а птицы в лесу пели как-то по-особому, нежно и торжественно приветствуя новый день. Небо тогда было бархатного голубого цвета, без единой тучки, а солнце вставало из-за деревьев, им золотя верхушки. Ты тогда летал широкими кругами в небе, уже давно решившись, присматривался, медленно спускался в низ. Уже приземляясь, судорожно забил крыльями, широко расправил и махнул во всю длину, словно хотел взлететь обратно, а может, чтобы всего лишь не потерять равновесия. Ты изменился с того времени когда мы расстались. Хотя ты и остался вечным мечтателем и романтиком, твои глаза стали грустнее, я сразу заметил. В них что-то изменилось, в пустоши одиночества поплелись темно-красные дикие розы цинизма. Солнце поднималось выше, преследуя какие-то свои цели. Ты был рад вернуться, хотя, мне так кажется, часто задумывался, сможешь ли привыкнуть к прошлой жизни. Но эти сомнения были откинуты, ты ведь вернулся. Изменилось еще что-то. Хоть взгляд и был грустным, губы часто усмехались насмешливой улыбкой. Мы пили чай, а ты в задушевном разговоре повествовал мне о мирах и странах, в которых ты побывал и которые мне даже и не снились. Быть может, ты даже слишком сильно увлекся и рассказал то, чего сначала говорить и не планировал, но я был достаточно тактичным, чтобы не обратить на это особого внимания. Ты научился рассказывать захватывающие истории, друг мой. Меньше преувеличивал, больше играл словами. Солнце поднялось высоко в небо, день обещал выдаться теплым и погожим. Вы подняли глаза. Сказочник смотрел на вас длинным взглядом.

Пройти тест

---

"Потерянные Души" прочитались на удивление быстро и легко.

---

Вашим отражением является Глупец

Жизнь, плоть, мистический шут. Подсознательные воспоминания. Путешествие во внешний мир, первая эманация, завеса истинного ради его спасения. Сила, Божественная сущность. Посвящение. Познание житейских уроков, Парсифаль. Вы стоите перед выбором образа жизни и мышления. У вас есть шанс изменить привычные устои. Новая страница в жизни, с чистого листа. Слушайте сердце и подсознание — но не ударяйтесь в эгоизм, иначе ничего не выйдет.

Пройти тест

---

Много, 5 страниц текста. Принялась читать Поппи Брайт, выцепила западающее, дэ.. даже пересекающееся как-то с собственной жизнью.><

 

 

По дороге домой – обратно на юг, прочь от границы с
Виргинией, – Стив свернул на боковую дорогу, что вела к холму. Духу всегда
очень нравился Роксборо, маленький городок при электростанции, и когда они
заезжали сюда, он обычно смотрел в окно как завороженный, разглядывая все
крошечные кафешки, и парикмахерские, и мойку машин на южной окраине с
загадочной вывеской «МЫ МЫСЛИМ – СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЕМ», и единственный в
городе ночной клуб совершенно затрапезного вида, у входа в который всегда
ошивались какие‑то темные личности, независимо от погоды и времени суток.

Но сегодня Дух не смотрел в окно...

 

Но сегодня Дух не смотрел в окно. Он притих и сидел, глядя
прямо перед собой совершенно невидящими глазами. Похоже, он все еще пребывал во
власти своего сна. Стиву хотелось как‑то отвлечь его от этих проклятых
близнецов из сна – мертвых или умирающих. Слишком часто бывало, что призраки из
снов Духа не отпускали его даже после того, как он просыпался, и требовали
внимания к себе и даже частичку его души.

Эти видения беспокоили Стива, но при этом и завораживали.

Буквально с первых же дней, когда они подружились с Духом, Стив взял на себя
роль защитника и покровителя, потому что, во‑первых, он был на год старше, а во‑вторых,
ему слишком часто казалось, что Дух балансирует на грани реальности в опасной
близости от края. Дух жил как бы в двух мирах сразу: в Стивовом мире пива,
гитар и друзей и в бледном призрачном мире своих видений. Реальный мир слишком
часто давил на Духа: приводил его в замешательство и даже ранил.

Иногда Стиву казалось, что Дух мирится с тем, чтобы жить в
мире реальности, исключительно из‑за него, из‑за Стива, и что Дух никогда не
оставит его одного. Пожалуйста, Господи, или кто там есть на небесах, – Стив скрестил пальцы на руле, – пусть
так будет и дальше. Я не хочу, чтобы когда‑нибудь он передумал и ушел от меня в
свой мир.

Дух был слишком ценен и слишком важен. Когда он был рядом,

самые обычные вещи – палатка с пиццей, пустынное шоссе, уходящее вдаль, –
становились какими‑то странными и нездешними, иногда – угрожающими, иногда –
бешеными и красивыми. Дух раскрашивал реальность. И Стиву это безумно
нравилось, потому что он видел такие вещи, которые бы никогда не увидел без
Духа, – вещи, которым он не всегда доверял и которые не всегда понимал.
Можно даже сказать, что Дух спасал его от смертной скуки, страшной болезни
воображения.

А вспомни тот раз, когда вы поехали с Духом кататься
совсем уже поздно ночью, – подумал
он, – и он заставил тебя поверить, что ты вьехал прямо в океан. Ты
видел летучую рыбу, видел морскую звезду. Видел бассейн, но не с водой, а с
воздухом . Может, в тот раз он просто уснул за рулем и ему это приснилось;
может, им с Духом очень повезло, что они никуда не врезались – скажем, в
дерево, – а то был бы абзац им обоим. А может быть, именно это и
произошло. Может, они уже умерли. Но подобные мысли посещали его нечасто. Как
правило, Стив принимал волшебство, которое мир подарил ему в лице Духа, и тешил
себя иллюзией, что он, крутой и бесстрашный Стив Финн, лидер в их тесной
компании из двух человек. Он был защитником и покровителем. Да. И особенно
теперь.

В последнее время Стив часто задумывался о том, а как бы он

жил без Духа. Ответ был простой: паршиво бы жил. Паршиво. Его жизнь без Духа
стала бы одинокой, пустой и мучительной. Потому что в последнее время они
поменялись ролями, и теперь Дух заботился о нем. То, что Стив сделал с Энн,
почти убедило его в том, что как человек он несостоятельный и никчемный. Иногда
по ночам он всерьез задумывался о том, а стоит ли ему вообще жить. Сгонять к
Рейли и затариться барбитуратом, а на обратном пути взять кварту виски. Принять
все это вместе. От такого коктейля уж точно не будет похмелья. Но он бы в жизни не выпил этот коктейль,
точно так же, как не влил бы его в глотку Духу. Сейчас только их дружба – и
ничего больше – помогала ему сохранять рассудок.

Последняя картинка из сна Духа – почти бездыханные близнецы,

когда‑то безумно красивые, но растратившие всю свою красоту, – слилась в
сознании Стива с тем мертвым ребенком, который лежал у дороги милях в тридцати
позади. Эти два образа, наложенные друг на друга, стояли у него перед глазами,
застилая дорогу. От тряхнул головой, чтобы их прогнать. А когда Дух повернулся
к нему, у него в глазах Стив увидел смерть, дрожащую бледную тень.

– Давай поднимемся на холм, – предложил

Стив. – Там хорошо. Постоим, посмотрим на звезды.

– Звезды нас уже ждут, – сказал Дух, когда Стив

съехал с грунтовой дороги на поляну, заросшую высокой травой и последними
поздними цветами. В траве тускло поблескивали пустые бутылки и жестяные банки,
но они вовсе не портили дикую красоту холма, потому что в них отражались
звезды, и это тоже было красиво.

За спиной у них змеилась дорога, уводящая к Потерянной Миле;

впереди был крутой обрыв, обозначенный изгородью из колючей проволоки, слева и
справа простирался зеленый луг, а внизу влажно блестело озеро. На дальнем его
берегу, в нескольких милях отсюда – то есть с холма так казалось, что в
нескольких милях; воздух был слишком прозрачным и чистым, чтобы сказать
наверняка, – мерцала огнями электростанция, перемигиваясь зеленым и белым
со своим отражением в черной воде. Ее глухой рев доносился даже сюда, на
вершину холма. А здесь все тонуло в зелени, сочной даже после жаркого Каролинского
лета: высокие травы и громадный дуб, распростерший свои ветви над поляной.

Дух знал все истории про этот дуб. Однажды на него забрался

один индеец, за которым гнался медведь. Отметины от медвежьих когтей до сих пор
остались на стволе, на высоте восьми футов над землей, глубокие царапины в
толстой коре. Медведь больно поранил когтями дерево, говорил Дух, и оно истекло
чистым соком, чтобы раны затянулись, чтобы слепящая боль прекратилась. Теперь
раны зарубцевались, и дерево снова поет свою песню над тихим озером.

Дух повернулся к дубу, безмолвно здороваясь с ним. Стив

стоял чуть в стороне, опираясь рукой на теплый капот «тандерберда». Свободной
рукой он провел по волосам и заправил их за уши. А потом, почти против воли,
спросил:

– А что убило того парнишку?
Дух пожал плечами и низко наклонил голову, так что волосы

упали ему на лицо.

– Что‑то очень плохое. И очень злое.
Стив хотел было сказать: «Вот ведь хрень», – но потом

передумал. Были такие минуты, когда он просто не мог материться при Духе. Они
подошли к изгороди у обрыва и стали смотреть на пастбища, которые спускались к
самой электростанции. Стив взялся обеими руками за проволочное заграждение. Оно
было холодным – холоднее, чем воздух. Таким же холодным, как мертвое тело. Он
невольно поежился.

– Маньяк какой‑нибудь, – сказал он. – Или

собака. Может быть, даже тот доберман. Как ты думаешь, здесь есть волки?

Дух убрал волосы с лица и медленно покачал головой:

– Это не волк и не собака. Ты себе представляешь

собаку, которая бы высосала из человека всю кровь?! А если ты думаешь, будто
это маньяк, то почему же ты не побоялся приехать сюда? Он может быть где
угодно. А вдруг он где‑нибудь здесь?

– Или уже в Виргинии. – Стив вспомнил страшную

рану на горле мертвого мальчика, хрупкую смуглую руку с размазанной по ней
грязью. Глаза вдруг защипало – наверное, это ночной ветерок высушил непрошеные
слезы. Он прищурился, глядя на электростанцию, – так, чтобы ее огни
слились в единое мерцающее полотно… а потом его мысли как‑то сами собой
вернулись к Энн.

Он вспомнил, как приезжал сюда в последний раз, несколько

месяцев назад. С ней. Они занимались любовью на заднем сиденье «тандерберда».
Внутри было жарко, и они все взмокли, но потом прохладный ночной воздух охладил
их разгоряченные тела, и огни электростанции слились воедино – в точности как
сейчас.

Стив зябко поежился и обнял себя за плечи. Он уже собрался

сказать: «Ладно, поехали»… а потом Дух протянул ему зеленое яблоко. Отвлек от
мрачных воспоминаний. Это сработало; теперь Стив задумался, откуда, черт
побери, взялось это яблоко. Он откусил большой кусок, отдал яблоко Духу и
медленно прожевал сочную мякоть, смакуя его золотистый вкус: хрустящий и
сладкий. Ему сразу же стало лучше.

– Помнишь историю про Крюка? – спросил он,

проглотив яблоко.

– Э‑э… – отозвался Дух, доедая огрызок яблока.

Стив смотрел. Ему было интересно, выплюнет Дух косточки или нет. Дух не
выплюнул, и Стив продолжил:

– Ну, знаешь… такая страшилка про юную парочку в Аллее

влюбленных. Они трахались в машине, на заднем сиденье, и вдруг по радио
передали, что в округе появился опасный маньяк, который сбежал из дурдома за
городом. Ненормальный убийца с крюком вместо одной руки.

Стив покосился на Духа. Тот стоял, прислонившись к столбу

проволочной изгороди, запрокинув голову и глядя на звезды. Луна скрылась за облаками.
Лицо Духа было мрачным и задумчивым, глаза – темными и совершенно
непроницаемыми. Может быть, он слушал Стива; а может быть, принимал
телепатическое послание от аграрной цивилизации коллективного разума с
четвертой планеты Альфы Центавра.

– В общем, они испугались и решили разъехаться по

домам, – все равно продолжал Стив. – А когда подъехали к дому
девчонки, парень вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. И что, ты думаешь,
он увидел на дверце снаружи? Окровавленный крюк, свисающий с дверной ручки! – Он подался вперед и гаркнул последнюю фразу
прямо в ухо Духу.

Дух аж подпрыгнул от неожиданности и едва не упал. Пару

секунд он просто тупо смотрел на Стива, как бы не понимая, в чем дело, а потом
улыбнулся.

– В Аллее влюбленных? – переспросил он. Они оба

взглянули на «тандерберд», припаркованный на краю поляны, – огромный,
громоздкий и как будто присыпанный пылью. Его остывающий двигатель время от
времени издавал металлический стон.

– А почему… – начал Дух, и Стив сразу понял, что

Дух собирается выдать очередной пример извращенной логики, которую он иногда
культивировал и которая так раздражала Стива. Он собирался спросить, почему эта
парочка слушала радио в процессе любовных игрищ или почему маньяк вдруг решил
открыть дверцу крюком, а не здоровой рукой, что было бы гораздо удобнее. Но
потом луна вышла из‑за облаков, и весь холм озарился белым холодным светом, и
Дух умолк на полуслове, испуганно вскрикнув.

Стив проследил за его взглядом – Дух смотрел на дуб, –

но не заметил ничего необычного. Однако он знал, что Дух что‑то видит. И почему‑то
это было даже страшнее, чем увидеть это самому.

Дух шагнул вперед, словно что‑то его подтолкнуло, –
ноги несли его сами. А он даже не был уверен, хочет ли он идти. Он сделал пару
шагов по направлению к дубу, и силуэты двух близнецов стали плотнее и четче.

Они сидели на нижней ветке, свесив ноги и держась руками за

ствол. На фоне темной коры их изящные белые руки казались какими‑то
фантастическими насекомыми. Еще пара шагов, и Дух почувствовал их запах:
странный пьянящий букет из земляничного сока, ароматизированных сигарет, вина,
травы, крови, дождя и любовного пота – всего того, что они любили при жизни,
всего, что в итоге их и погубило и заставило жить, паразитируя друг на друге,
пока они не испили друг друга до дна. Но здесь – на холме, озаренном луной, в
ее бледном призрачном свете, – они по‑прежнему были красивы. Они были
одеты в яркие переливчатые шелка, которые искрились отблесками лунного света.
Их лица были свежими и молодыми – Дух не заметил ни одной морщинки, ни одного
изъяна. Он видел только их темные губы, их пышные волосы, выкрашенные в яркие
неестественные цвета, лимонно‑желтый и вишнево‑красный, их глаза – серебристые
жемчужины, как будто подернутые перламутровой пленкой и без зрачков.

Но они были зрячими, и они смотрели на него – он это

чувствовал, – и когда он подошел совсем близко, так что уже мог протянуть
руку и коснуться ствола, один из них обратился к нему. Всего лишь имя, шепот в
ветвях:

– Дух.
Но это было как ветер, летящий над морем, как невидимый

шорох в пустой комнате. Дух прикоснулся рукой к стволу, совсем рядом с изящной
ногой, затянутой в переливчатый шелк, – такой осязаемой и настоящей, что
он едва удержался, чтобы ее не погладить.

Почему он их видит сейчас – наяву, – этих созданий из

сна? Там, во сне, близнецы были жалкими и беспомощными, но теперь они его
пугали. Интересно, подумал Дух, во что они превратились сейчас, после смерти?
Как смерть их изменила? Если каким‑то непостижимым образом они сейчас живы, то
что поддерживает в них жизнь или хотя бы подобие жизни? И самое главное: почему
они ему снились?

Дух давно уже привык к подобным вопросам. Сколько он себя

помнил, мертвецы приходили к нему в его снах; также в снах ему открывалось
будущее; он умел читать мысли и воспринимать ощущения близких ему людей – а
если сосредоточиться, то вообще всех людей. Но еще никогда существа из снов не
приходили к нему наяву.

– Что там? – спросил Стив с той стороны поляны.

– Здравствуй, Дух, – сказал близнец с красными

волосами и улыбнулся ему сверху вниз накрашенными губами. На его бледном худом
лице эти яркие губы смотрелись как‑то уж слишком темно, а в улыбке не было
тепла – давно позабытый спазм мускулов, воспоминание об улыбке. Но Дух выдержал
взгляд его безжизненных серебристых глаз. За себя он не боялся. Пока еще не
боялся. Эти двое давно мертвы, если они вообще жили по‑настоящему, за пределами
его сна.

– Разумеется, мы не жили по‑настоящему, – сказал

первый близнец, прочитав мысли Духа. – Мы – всего лишь твой сон.

– И мы не шляемся по ночам по пустынным шоссе и не

убиваем маленьких мальчиков лишь для того, чтобы выпить их жизни.

– И в момент своей смерти он был невкусным, правда,

любовь моя? Нет, Дух, мы не убивали того ребенка.

– Нет, это не мы. Чтобы оставаться красивыми, нам надо

пить жизнь. Но это не мы. Мы – всего лишь твой сон…

Они и не рассчитывали на то, что он им поверит. За

экзотическим ароматом, исходившим от близнецов. Дух чувствовал другой запах –
запах смерти и разложения, сухой и прогорклый запах с бледно‑коричневой
кромкой. Их кожа вдруг показалась ему очень хрупкой. Впечатление было такое,
что, если ветер подует чуть‑чуть сильнее, он просто сорвет ее с тонких и ломких
костей. Духу хотелось спросить, больно ли это, когда ты гниешь в могиле, и
одиноко им там или нет. Ему хотелось спросить, как их похоронили – может быть,
вместе. В одном гробу. Где хватило бы места для них двоих – для двух маленьких
ссохшихся тел, которые входят друг в друга, как фрагменты картинки‑головоломки
из плоти и крови. Или их все‑таки похоронили в двух разных гробах, но рядом, и
им приходится тянуться сквозь рыхлую землю, чтобы соприкоснуться руками?

Ему надо было понять, что они собой представляют; опасны они

или нет. Безо всякой охоты – лишь потому, что так было нужно, – он
внутренне потянулся к ним, стараясь коснуться их мыслей. И у него получилось.
Их мысли были как отзвуки эха, как безжизненные и пустынные комнаты, где бродят
унылые призраки. Их мысли были легки, и трепетны, и холодны, как надгробные
камни в серебряном свете луны; и ненасытны, как хищные звери, рвущие зубами
добычу. Они взяли Духа с собой в могилу, и он увидел самую темную тьму –
темнее, чем беззвездная ночь в горах, где он родился, темнее, чем чернота, что
клубится у него за закрытыми веками, когда он лежит по ночам и не может
заснуть, темнее, чем миг перед самым рассветом.

Он лежал на гниющем шелке и чувствовал, как его тело

медленно высыхает, как содрогается обескровленная плоть. Он чувствовал
потаенные ласки других существ, которые делили с ним эту могилу: бледных
червей, и блестящих жуков с тонкими черными ножками, и каких‑то совсем уже
непонятных существ без имени и облика, неразличимых невооруженным глазом,
мелких голодных тварей, которые превращали его мертвую плоть в новую жирную
землю…

– Дух? Какого хрена вообще ты там делаешь?! Ему на

плечи легли руки Стива, большие, сильные и настоящие. Узловатые пальцы больно
вонзились в плечи. Дух подался назад и прижался к Стиву спиной.

– Это не больно, – сказал он… Стиву? Или, может

быть, близнецам? Он не знал, и ему было все равно.

– Что не больно? Ты с кем говоришь?
– Смерть – это не больно, – сказал один из

близнецов, и его глаза вспыхнули серебром. – Смерть – это сладостная
темнота.

Второй близнец подхватил:
– Только смерть длится вечно. Смерть – это вечная

красота.

– Смерть – это любовник с тысячами языков…
– И ласки тысячи насекомых…
– Смерть – это просто.

– Смерть – это легко.

– СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО

ЛЕГКО…

– Прекратите!

– закричал Дух. Слова гремели у него в голове, обращались в ритм его
сердца, тянули его к себе. – Прекратите! Оставьте меня в покое!

А потом Стив обнял его и прижал к себе, и Дух больше не

чувствовал гнилостно‑пряного запаха близнецов – только запах Стива, запах пива
и грязных волос, запах любви и страха, – и он уткнулся лицом в плечо
Стива, в его мягкую хлопковую футболку, а когда снова открыл глаза, близнецов
уже не было. Дух слышал только далекий рев электростанции на том берегу озера и
видел лишь темные ветви дуба, что тянулись к ясному небу в мерцающей россыпи
звезд.

 

---

http://www.litkniga.ru/news.php

читай и наматывай на ус

---

08.06.2011 в 22:56

Пишет  ~Алиса в Стране Чудес:

Писательское
Здравствуйте.. Хотелось, чтобы посоветовали всевозможную литературу, помогающую в становлении молодого писателя. В общем все, что может быть полезным))

Заранее - большое спасибо)))

---

Как же пишет Алекс Гарридо, как невероятно пишет.

Каждое предложение - музыка, весь текст - уникальная симфония, которую хочется переслушивать вновь и вновь.

Это единственный автор, писатель, про кого я правда могу сказать - он пишет, он умеет писать, и делает это идеально.

Просто сказка. Как же жаль, что мне не передать словами всё моё восхищение.

@настроение: лиричное...

---

всё очень даже четко :3

О тебе

Ваше имя Твой внутренний мир Твой Ангел Твой Демон Твой Грех Твое Alter Ego В будущем тебе пригодится знание того, что

все гадания на aeterna.qip.ru

---

Я не поттеролюб,но порадовало)

09.05.2011 в 20:51

Пишет  Скай - благородный демон с витыми рогами:

09.05.2011 в 20:19

Пишет [J]ShiroU_NeKo[/J]:

09.05.2011 в 18:32

Пишет  Jillian.:

We Found It!

 

 

 

 

---

13.07.2011 в 16:55

Пишет  Трямсик:

«Сегодня шла с тремя пристами, у двух нету банок, а другой не качал хилл, потому-что он танк.»

---

У мамы сегодня др. :3

Без алкоголя его провести не уговорила, но хотя бы благородное вино+торт, это хорошо хД

---

ооо,я вспомнила о таком замечательном мультике, как "Принцесса Лебедь" *___* он был знаком моего детства, самый часто пересматриваемый ever :3333

Люлбю в нем всё: сюжет the best в исполнении, персонажи - няши, и рисовка..больше диснеевских нравится *____*

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

а я узнала, что дедушку моего второго сожгли..хх"""

---

Открыла для себя новую группу Persephone

она хороша, и музыкой, и волшебными текстами,невероятно близкими и западающими

---

фапаю на эту книгу *О* ее просто растаскивать и растаскивать на цитаты. Пока не дочитала до конца, но вааау *--*

«Кельтские сумерки»,У.Б.Йейтс

1. Теперь, однако, я жаждал послания иного совершенно рода, и случай, если то был случай, мне его вскоре доставил: в вагон вошел нищий и стал играть на скрипке, сделанной едва ли не из старого ящика из-под ваксы. Я не слишком-то музыкален, но звуки скрипки наполнили меня странным чувством. Мне казалось, я слышу голос, жалобу из Золотого века. Этот голос говорил мне, что мы несовершенны, что нет в нас цельности, что мы давно уже не тонкое кружевное плетение, но как куски шпагата, которые скрутили за ненужностью в узел и зашвырнули в чулан. Он говорил, что мир однажды был совершенен и добр, и совершенный и добрый сей мир все еще существует, но только он похоронен, как розовый букет под сотнею лопат песка и глины. Фэйри и самые невинные из многочисленного племени духов населяют его и скорбят о падшем нашем мире в бесконечном и жалобном плаче, который слышится людям порой в шорохе камыша под ветром, в пении птиц, в горестном стоне волн и в сладком плаче скрипки. Он говорил, что среди нас красивые обычно неумны, а умные — некрасивы; и что лучшие наши минуты испорчены безнадежно тончайшею пылью вульгарности или булавочным уколом печального воспоминания; и что скрипке плакать и плакать о нас до скончания века. Он сказал, наконец, что, если бы только жители Золотого века могли умереть, нам стало бы легче и мы, может быть, были бы даже счастливы, потому что смолкли бы тогда печальные их голоса; но они обречены петь, а мы плакать, до тех самых пор, покуда не откроются всем нам врата вечности.

2. Мне часто приходится спорить об истинной природе подобных явлений, и аргументация бывает порой куда запутаннее, чем тропинки на Инхи. Иногда же я следую примеру Сократа, сказавшего в ответ на изложение научной точки зрения на илисскую нимфу: «Того, как думает народ, мне вполне хватает»; я верю, что природа исполнена невидимых нам существ, иные из них уродливы, иные способны вызвать страх, они бывают злыми и глупыми, но есть среди них и прекрасные, настолько, что мы и представить себе их красоты не в состоянии; еще я верю, что когда мы бродим не спеша в местах красивых и тихих, вот эти как раз, самые из них прекрасные, от нас невдалеке. Даже когда я был совсем еще мальчишкой, стоило мне только оказаться в лесу, и тут же приходило чувство ожидания встречи с кем-то или с чем-то, чего я долго ждал, хотя я и не смог бы сказать точно, а чего я, собственно, ждал. Я и сейчас иногда готов вдоль и поперек, с неведомою мне самому целью, исходить несчастную какую-нибудь рощицу — столь сильна надо мной власть детского этого ожидания чуда. И вы, вы тоже знаете наверняка эту власть над собой, вы встречались с ней там, где находила вас ваша планета: Сатурн вел вас в лес, Луна, скорей всего, на берег моря. Я не взялся бы отрицать особенной власти заката, когда, как верили наши предки, мертвые уходят вслед за своим пастухом, вслед за солнцем, — и не стал бы списывать всего закатного спектра чувств по ведомству «некоего смутного ощущения присутствия чего-то и неощутимого почти». Если красота не есть путь к спасению из той рыбацкой сети, в которую, родившись, мы попадаем все, то она красотою пребудет недолго, и тогда уж лучше нам сидеть по домам, у камельков, и копить в ленивом теле жир или же бегать туда-сюда сломя голову, играя в дурацкие наши игры, чем глядеть на великолепнейшие из представлений, которые разыгрывают от века свет и тень среди лесных зеленых листьев. И, выбравшись в очередной раз из темных дебрей спора, я говорю себе: да есть же они, есть, несомненно, иной, божественной природы существа, ведь это только мы, в ком нет ни простоты, ни мудрости, берем на себя смелость отказывать им в праве на существование. Древние мудрецы и простые люди всех времен видели их и даже говорили с ними. Они живут совсем неподалеку, и жизни их полны страстей и радостей, и мы, я убежден в том, тоже будем среди них, когда умрем, если только будем внутри себя простыми и страстными. А Может быть, и вовсе там, за гробом, нас ждет воссоединение с миром забытым и древним, и нам еще предстоят схватки с драконами средь голубых холмов, поросших лесом; и не есть ли в таком случае вся наша поэзия лишь

Предчувствий смутных смесь, и разом память

О том, что потеряли мы в иные дни, —

как то казалось старцам в «Раю земном»,когда пребывали они в добром расположении духа.

---

я вернулась из Самары)нифига не загоревшая, но вроде довольная)

---

Итак, я уже в Самаре :з
Риц-нии так вымахал, стал выше меня, и весит аж на 10 кг больше О,О"""" хотя совсем не пухля, как в прошлом году был.
Выходить почти и не буду в инет, думаю, устрою себе 10 дней без интернета.

---

фапаю на эти скрины,полноразмерный полноразмер при просмотре обязателен*О*

---

А ещё я похвастаюсь и скажу, что родилась в тот день, в ночь на который фейри снисходят до людей и общаются с ними как хэллоуин, но..вальпургиева ночь. XDDD