четверг, 23 сентября 2010
Всё тот же "Гранатовый Браслет", однако.В шесть часов почтальон принес письмо Желткова. Он писал так: “Я не
виноват, Вера Николаевна, что Богу было угодно послать мне, как
громадное счастье, любовь к Вам... для меня вся жизнь заключается
только в Вас... Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы
существуете. Я проверял себя — это не болезнь, не маниакальная идея —
это любовь, которою Богу было угодно за что-то меня вознаградить...
Уходя, я в восторге говорю: “Да святится имя твое”. Восемь лет тому
назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду я сказал
себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет
ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека
прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто бы воплотилась вся красота
земли... Я все отрезал, но все-таки думаю и даже уверен, что Вы обо мне
вспомните. Если Вы обо мне вспомните, то... сыграйте или прикажите
сыграть сонату D-dur № 2, ор. 2... Дай Бог Вам счастья, и пусть ничто
временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу. Целую Ваши
руки. Г. С. Ж.”.
“Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой
грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние
воспоминания... Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. "Да
святится имя твое". Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему
и плакала... И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее
горю, продолжала: “Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне
помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с
тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили
друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь?
Помнишь?.. Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так
сладко...” Вера, вся в слезах, говорила: “Нет, нет, он меня простил
теперь. Все хорошо”.
извините